Пока я дремала, мне видился черно-белый Кортасар: его черные, сросшиеся брови на переносице с тремя невпопад выбившимися волоскам; его непромокаемый плащ и глаза, спокойно и немного иронично принимающие небо как данность. Мне снился спертый воздух его книг, с нескончаемой сосредоченной мыслительной работой внутри каждого героя. Мне снилась жаркая Аргентина: шумные базары, белые рубашки на выпуск, руки в карманах, быстрая возмущенная речь на испанском, машины без крыш. Я когда-то мечтала очень об этой стране, о которой вообще ничего не знаю, кроме собственных фантазий.

Но все изменилось. Не нужны ни теплый воздух, ни море. Я прикована мыслями к холодным, влажным мостовым, я вижу себя, закутанной глухо в белый шарф, поставляющей лицо западным ветрам. Я чувствую, как говорила бы шероховато и угловато, как тянула и сминала бы гласные.

И завтра ночью ты, лениво растегивая рубашку и смотря из окна на питерские крыши, обделенный лаской, вспомнишь меня и город, в котором я растеряла себя, явившись к тебе почти незаметно другой, но полностью изменившейся изнутри, начнешь успокаивать себя, будто Питер это что-то подобное, что-то родственное. Расскажешь мне потом, что тоже вроде бы видел кусочками мой каменный город, попытаешься уговорить меня на подмену, на мимолетное облегчение, которое должно будто бы наступить. Но я не смогу фальшивить, не смогу обмануть тебя, когда ты спросишь: они ведь похожи, правда?