Недавно меня спросили, к чему я стремлюсь. Думать почти не пришлось, я сказала: "К счастью". Наверное, это звучало странно, потому что меня переспросили, что это значит. Трудно описать, что именно такое счастье, каждый чувствует по-своему, для меня это особенное ощущение легкости и внутренней гармонии, не выразить слова, это особый блеск в глазах, особая улыбка, теплота, которая согревает в любую погоду.

Мне сказали, что важно самореализоваться, взобраться наверх какой-то из служебных лестниц, грести вперед, взять "главный приз", добиваться определенных "правильных" целей, с помощью которых можно было бы поставить галочки насчет пунктиков, которые важно в жизни иметь.
Когда-то давно это для меня имело смысл, именно из-за навязанной кем-то "правильности", а сейчас я не понимаю, зачем нужны все эти "соревнования" и эти "главные призы", которые не принесут гармонии или счастья, а просто будут пылиться на полочке, чтобы уставшим взглядом зацепиться за них и на секунду почувствовать удовлетворение. Зачем жить чужой и чуждой жизнью?

В этот черничный и ветреный вечер ярко вспомнился этот недавний разговор, и подумалось, что лучше слушать подсказки мира, ловить гармонию широко раскрытыми глазами и чувствовать счастье от того, что делаешь и живешь тем, к чему по-настоящему тянется душа, даже если все при этом крутят у виска.

А если уж говорить о "призах", то когда сильно гребешь к чему-то, воспринимаешь что-то слишком серьезно, ничего не получается, а если легко и спокойно, то начинает получаться само собой, как будто мир легонечко подталкивает вперед и поддерживает там, где вот-вот упадешь. Не всегда так. конечно, получается, иногда сбиваешься, но, наверное, лишь для того, чтобы найти новую дорогу.

---

Скажите, а Вы паникуете насчет свиного гриппа?

Я никак не могу понять, почему столько истерии вокруг, если это просто другая разновидность гриппа, от которого также вылечиваются, как и от других. Причем, ведь от обычного гриппа тоже умирает определенный процент людей, даже больший, чем от этой разновидности. Так в чем дело? С чего такая паника?

Может быть, кто-нибудь мне объяснит?

---

Обычно не пишу рецензии на фильмы, но об этом захотелось сказать несколько слов.

Нежный, трогательный фильм, снятый в присущей Вуди Аллену манере чуточку ироничного изложения. Его фильмы для всех, они популярны, это не типичный представитель сумасбродного и причудливого арт-хауса, который сейчас стало так модно понимать, даже если не понимаешь. Сейчас время сложного кино и серьезных выражений лиц, но Вуди по-прежнему снимает на первый взгляд совершенно невесомые фильмы без двойного дна, всё как на ладони. Однако, всегда повисает в воздухе какой-то вопрос или серия вопросов, а если даже и звучит ответ, то это всегда будто ироничное высказывание с извечным "не так ли?" в конце.

Что такое счастье? Что такое любовь? Как правильно?

Две красивые девушки, брюнетка Вики и белокурая Кристина, едут отдыхать в Барселону. Они давно уже лучшие подруги, практически всегда сходятся во мнениях, кроме одного момента - отношения к чувствам. Вики прагматичная, уравновешенная, умеющая четко задавать вопросы и формулировать ответы, ее жизнь распланирована, она практически уверена, чего именно достигнет; мир для нее щедр: она учится там, где хочет, пишет диплом на интересную тему, она помолвлена с человеком, который полностью соответствует ее понятию удобного мира, сконструированного ею самой. Всё хорошо, маленькие кусочки пазла легко подходят друг другу.

Кристина совсем другая. Она точно знает, чего не хочет, но понятия не имеет, чего хочет. Она хочет впитать мир полностью без остатка, прочувствовать всё, начиная от любви и заканчивая болью, одно без другого кажется неполноценным, да и одни и те же декорации могут быстро наскучить. Ей хочется творить, создавать, но она постоянно кажется себе недостаточно творческой, чтобы достигнуть какого-либо успеха, ей всегда мало, даже самой себя. У нее нет ни планов, ни любви, она просто едет в Барселону.

Описывать дальше сюжет не имеет смысла, лучше посмотреть, фильм необычайно сочный. Это естественность и сексуальность в одном флаконе. И даже детали подчеркивают порхающий образ жизни героинь в Барселоне: волосы, падающие небрежными волнами, одежда без вычурности, простой обиход ресторанов и отелей, лица без слишком заметной косметики.

Фильм как бы говорит нам: "За каждым поворотом может быть что-то интересное. Вся суть лишь в том, как ты отреагируешь и какой именно шанс используешь". Одно и то же событие для двух разных людей несет совершенно разную нагрузку. Небритый и фривольный художник одним взмахом руки, одним поцелуем и одной ночью любви пошатывает казалось бы ловко склеенную и распланированную жизнь Вики, но в то же время он нужным образом дополняет жизнь Кристины. Даже жизнь Кристины втроем с художником и его немного безумной женой (Пенелопой Круз) кажется вполне естественной и гармоничной, пропитанной сексуальностью и нежностью.

Конец фильма тоже не таит никаких ошеломляющих событий или выводов, всё продолжается своим чередом, так, как должно быть, правда уже с другим привкусом. Вики возвращается в свою жизнь, а Кристина всё также не знает, чего хочет, зато точно знает, чего не хочет. Как всё сложится дальше? Никому неизвестно; но явно сложится так, как должна складываться жизнь, естественным образом, так, как следует. Что еще сказать?

---

За окнами колючий ветер и дождь бьет в окно, а мне тепло внутри себя и солнечно. И хочется обниматься, а еще дарить дорогим людям что-то хорошее... свое безразмерное внутреннее тепло или вещи, найденные трепетно и предназначенные только для того, кому дарю, что-то особенное.

Внутри много нежности. В глазах много тепла. А кончики пальцев переполнены неистраченными нежными прикосновениями.

---

Настоящая удача - доехать утром до университета на трамвае. Приятно заскочить через почти закрывающиеся двери и сесть на теплое жесткое сидение, особенно, если на улице безжалостный дождь и холодно рукам. В трамваях особая атмосфера по утрам, сонная и нежная, совсем другая, чем в набитых толкающимися людьми автобусах и троллейбусах. В трамвае же всегда можно найти для себя место: прикорнуть у окна или подсесть к кому-нибудь. И ездят почти одни и те же люди: они заходят, здороваются со знакомыми и заводят беседы шепотом, - а кондуктор тоже тихо, будто боясь испугать, просит оплатить проезд.
Выходишь на своей остановке немного нерешительно: хочется остаться и подремать под шершавый шепот или обсудить последние новости с людьми, вставив реплику или просто улыбнувшись.

---

"Есть люди типа "жив" и люди типа "помер" (с) Б.Г.

Есть люди-ветер и люди-туман, люди-колыбельная и люди-рок-н-ролл, люди-птичий щебет и люди-грозы, люди-ох и люди-ах, люди-деревья с сильными кронами, устремленными вверх, и люди-гибкие ветви, грациозно стекающие к земле; есть люди-свет в конце тунеля и люди-ночные фонари, люди-звон и люди-грохот, люди-маскарад и люди-открытое окно, встречаются люди-птицы и люди-облака, люди-безе и люди-бисквит; есть люди-не взять в рот и люди-не оторваться; есть люди-легкая зыбь и люди-шторм, люди-корабли и люди-бухты, люди-горы и люди-бездны... есть еще много разных людей.

А есть люди-горшки: постучал по нему, а только пустота отозвалась изнутри. И сказать больше нечего, пустота и всё на этом.

---

Как вылечить эту периодически возникающую поглощающую внутреннюю тревогу, от которой никуда не скрыться? Такое ощущение, что во мне колодец или дыра, и оттуда, снизу кто-то воет, а я не знаю кто и не знаю даже, есть ли дно у этого колодца.
Кажется, пора основательно заняться нервами.

---

Иногда я устаю от самой себя, иногда я начинаю чувствовать себя тяжелой и липкой, будто лужа в выемке тротуара; иногда я не знаю, что делать с тревожностью, которая бьется вторым сердцем. Последнее подобно простуде, возникает и исчезает, может быть вылечено объятиями, внезапными смс или звонками и ощущениям близости, выраженной пусть даже в переживании всего не самого лучшего, но вместе, глаза в глаза, мысль в мысль.

Всё остальное лишь следствие утомленностью самой собой. Боже мой, как же надоело ругать саму себя вечно за несделанное или промах, проигрыши, но запуск этого механизма будто уже вошел в привычку и истощает меня. И я никак не могу остановиться, уже долгое-долгое время, остановиться, вырваться из ловушки, придуманной когда-то несозревшей и вечно ущемленной самой собой юношеской натурой, вечно колеблющейся. Стыдно ощущать это в себе, и долгое время не было сил написать: опять скрытое негодования данными самой же себе оценками, несогласие, оскорбленное чувство справедливости. А порицание самой себя не приносит никаких результатов, никакой мотивации, наоборот - протест против всего. Какой-то замкнутый круг, в который падаю временами и пытаюсь сломать в поисках выхода. Работает лишь "А пошло бы всё к черту, я это я" и подобные утверждения, но ненадолго, а потом новая рецессия оценок и бичевания.

Так странно.

---

Выходя из дома рано утром, погружаюсь в туманы, стряхивающие с себя сумерки, а, возвращаясь всегда в разное время, приношу с собой ощущения, иногда книги и разноцветные листья в карманах, чтобы потом находить их среди страниц книг или тетрадей и собирать в памяти воспоминания. В любимом книжном магазине внезапно нашлась "Набережная неизлечимых" Бродского на английском и, хотя я даже примерно не знаю, что ждать от этой книги - купила не задумываясь.

Всё самое лучшее всегда случается неожиданно или случайно. Будто бы случайно.

Среди книг находится и "Soul I-D" с приятно-синей, как море, обложкой, от фотографий на случайных страницах которых у меня внутри всё дрожит, и от перенасыщения мне приходится ее закрыть, а потом, с вдохом, открыть снова. И я совсем не знаю, что именно меня так удивило и почему со мной случается подобное на пустом месте.

Всё хорошо, кроме мутных глаз, предательских выдающих мою простуду.

---

Можно откладывать на потом, можно жить здесь и сейчас. Можно сердито ждать чудес, а можно просто оглянуться вокруг. Каждому своё.

Схваченная бессонницей в последние ночи, я подумала, что, может быть, на самом деле мои мысли и слова не имеют никаких жизненных доказательств. И я начала вспоминать факты из жизни.

Мое детство выпало на сложное время политических и экономических неурядиц в стране, моя семья стояла достаточно непрочно на ногах: папе семь месяцев не давали зарплату в конструкторском бюро, поэтому днями и ночами он скрипел своими огромным кульманом, циркулями, карандашами в коридоре, делая студентам курсовые проекты по черчению, а также высшей математике и бог знает еще каким наукам. Мама много вязала, потому что купить из вещей что-то было сложно, да и денег не особенно хватало; ее свитера и кофты всегда становились моими любимыми вещами, да и никто никогда не мог их отличить от покупных. Несмотря на всю неустроенность, никакой озлобленности или недовольства никогда в нас не было, я помню нас счастливыми, легкими и сплоченными: каждый вечер играли с папой в шашки и шахматы, с мамой - гуляли по городу, она брала меня с собой везде, куда только можно и нельзя. Меня не научили зависти, зато научили радоваться за успехи, достижения и благосостояние других людей. И каждая новая моя вещь становилась событием, правда я никогда ничего не просила и не была капризным ребенком, скорее, наоборот, маме всегда приходилось из меня вытягивать все желания, хотя их всегда у меня огромное количество.

Был у нас ритуал: иногда под вечер, когда все дела уже были сделаны, мама звала меня "мечтать"; мы ложились в темной комнате, обнимались и... мечтали. Мама рассказывала о разных городах, в которых была, а потом мы представляли, куда поедем, как будем ходить по улицам, какие будем счастливые, как нам будет хорошо. Мечтали о путешествиях, походах на выставки, в кафе, о красивых вещах. Помню, что все ощущения были настолько близкими к нам, что казались реальностью, и мы наполнялись счастьем. Так в моих мыслях возник и Киев, и Москва, и Таллин, а позже и Прага, и... Позже мечты начали исполняться почти в точности так, как мы представляли.

С того времени, как я начала тянуться к красоте, мама водила меня по тем редким дорогим магазинам одежды, которые встречались в нашем городе. Она хотела научить меня чувствовать абсолютно везде себя в своей тарелке, даже если пока нет средств, она хотела научить меня стремиться к лучшему и видеть красоту. Мы заходили в магазин, рассматривали вещи, делились впечатлениями, что нравится, а что нет, а потом наполненные красотой и счастьем выходили. У нее всё получилось. Я хорошо себя чувствую везде, не тушуюсь перед ценами дизайнерских магазинов, если мне интересна какая-то одежда, не думаю, что продавцы меня критически оценивают, не завидую, что кто-то носит то, что для меня еще не по карману. Мне радостно, что мир такой разнообразный, мне радостно, что есть к чему стремится.

Мне говорят, что нужно сначала достигнуть какого-то уровня благосостояния, как-то что-то обустроить, а потом уже путешествовать, если деньги останутся, а я не вижу смысла откладывать жизнь на какое-то далекое будущее и убеждена, что главное иметь желание. В детстве, когда не было машины, мы с родителями облазили все дачные окрестности: леса, поля, карьеры... когда немного подросла, то все подвиги я повторила уже сама и открыла еще больше новых мест. Помню, мы с подругой ходили на рыбалку, имели "секретное место" под заброшенным мостом, проходили огромные расстояния по железным дорогам, чтобы просто посмотреть "а что там", блудили в лесах, строили шалаши, лазили по деревьям. Я до сих летом хожу на даче по окрестностям или сижу где-нибудь на обрыве и чувствую наполняющее меня счастье.

Когда папа начал вставать на ноги и мы купили машину, мы с родителями почти каждые выходные ездили "куда глаза глядят", мы искали интересные места в нашей и соседних областях или просто ехали куда-то далеко-далеко, чтобы побродить по лесу или посидеть на лугу. Так происходит до сих пор, и уже не сосчитать те места, которые мы посетили. Нас пленят дороги, и до сих пор мы не просто дочь и родители, мы друзья.

Можно ждать чего-то, оправдывать себя невозможностью дальних путешествий, а можно поехать и исследовать малознакомый район города или посетить ближайшие усадьбу, имение, святые места. Можно говорить, что не можешь заплатить за урок верховой езды, а можно поехать на конюшню и совершенно бесплатно помочь физической работой тренеру, пообщаться с лошадьми. Для всего просто нужно желание и силы и часто больше нечего. Мечты начинают исполняться с малого, они как бы проверяют, способен ли человек решиться на что-то большее, чем-то пожертвовать, где-то переступить через себя, перестать жаловаться.

Каждый может сделать свой выбор: жить здесь и сейчас или ждать достижения барьеров, границ, благосостояний... И каждое решение будет правильным в контексте того или иного мира.

---

Замечательно, что мир отзывается. Например, носишь в себе какую-то проблему, или волнения, или сомнения, и всё вокруг будто ищет решения: попадаются нужные книги, статьи, фильмы, кричат заголовками газеты, включается телевизор на нужном эпизоде. "Кое-что еще" Вуди Аллена пришелся как раз кстати.

После нескольких дней тотального энергетического истощения, я вновь чувствую тепло. Надеюсь, что это не просто всплеск.

---

Важное открытие последних недель: в основном люди ничего не чувствуют. Я не знаю, что внутри у людей, чем они заполняются эту пустоту, но теперь я убедилась, в основном, никто ничего не чувствует. Привет, моя милая наивность. То же мне открытие, да!? Это же все от рождения знают, а я вечно прихожу и путаю карты или мучу воду своей искренностью, открытостью, тревожностью, волнением, чувствованием всех вокруг. Привет, моя милая глупость. Ага, а еще в основном всем на всех наплевать. Вы тоже это знали от рождения? А я нет. Я всегда верила, что нужно всегда всё делать сполна, дружить тоже, на полную катушку.

Но, черт возьми, я не умею быть другой, я не знаю, как научиться не чувствовать, если меня вечно распирает, я не знаю, как научиться жить наполовину или на три четверти, как таить, как играть роли, как извлекать из общения выгоду, я не умею, я словно выброшена. Возможно, правы были те, кто однажды совершенно спокойной сказали мне, что жизнь свою я закончу в сумасшедшем доме. Наверное, однажды я совсем ослабну, когда в очередной раз сильно столкнулась с равнодушием и бесчувственностью, наверное, однажды я сломаю свои крылья.

Вчера я ехала в троллейбусе, а напротив сидела женщина с больным ребенком, я имею ввиду больного не в физическом плане, а в плане другого восприятия мира. Я не знаю, как научно называется эта болезнь. Все сторонились их, но я с ними ехала, сидя напротив друг друга очень долго, потом я вышла, пропитанная отчаянием в глазах этой женщины и состраданием к ребенку, по щекам совершенно неконтролируемо текли слезы.

Боже, как же я буду жить дальше? Может быть, мне действительно уже пора лечиться? Чувствование делает меня слабой и жалкой, наверное.

Но как же я рада, что всё же есть другие, близкие, чувствующие, звенящие, искренние. Только комом стоит расстояние, но ничего-ничего.

---

Внутри меня столько нежности и звона опять, что могла бы разливать по бутылкам. Совсем не знаю, что со всеми этими чувствами делать, они бьются внутри меня, просятся наружу, к небу, но не получается, некуда, некому, поэтому содрогаюсь внутри себя тоскливой тревожностью, которая растягивает, прибивает меня к стене гвоздями и стреляет в меня из арбалета.

Но ничего-ничего, еще чуть-чуть.

---

Когда меня спрашивают о Москве, я не знаю, что ответить, и лишь задумчиво пожимаю плечами. Я никогда не испытывала благоговения или преклонения к этому городу в отличие от многих других людей, не крутящихся в каждодневной бешеной воронке жизни этого города, живущих в провинциях.

Москва снисходительно спокойна, как человек, старающийся не замечать назойливых "Как дела?" малознакомых людей; и я к Москве просто спокойна, мы с ней наравне и так всегда были, начиная с той поездки, когда мне было шесть или семь и когда я отчаянно вцепилась в папину спину на эскалаторе. Это было время, когда я узнавала мир и впитывала его на всю возможную емкость своих глаз, время, когда я училась чувствовать. До сих пор помню свое красное платье и волосы, собранные еще с утра в аккуратную косичку, но растрепанные ветром. Родители показали Красную площадь, Мавзолей, но увидели, что никакой яркости в мох впечатлениях нет, кроме "Это и всё?"; потом катали по реке на речном трамвайчике: там мне понравилось стоять на палубе и раскрывать руки навстречу ветру; но самым большим подарком Москвы в тот день был, как это ни странно, жираф в зоопарке, от которого меня не могли оторвать два часа. Так и запомнилась мне Москва ярким желтым пятном.

В последствии и до сих пор я бываю в Москве по делам, в аэропортах или в надежде развеяться. Границы между своим городом и Москвой никогда не чувствую, два часа дороги пролетают слишком быстро, и вот я уже стою на пешеходном переходе, смотрю вокруг на ряды многоэтажек, дергаю сама себя за рукав: "Ты уже в Москве, слышишь?". Благо, я имею способность мгновенно переключаться под ритм другого города и никогда не чувствую себя ущемленной провинциалкой, раздавленной большим городом, раз - и я абсолютно москвичка. Окончательно пробуждает ужасающий скрежет метро

Многие живущие в провинциях волнуются в поездках в Москву, как они выглядят или как смотрят люди, стараются одеть всё самое лучшее. Разочарую любителей выделиться: в Москве никто ни на кого не смотрит. Разочарую и любителей чувствовать себя обделенными в надежде, что москвичи обязательно окажутся надменными, попытаются унизить и задвинуть на провинциальное место вашу тонкую натуру: в Москве такие же люди как везде, только еще равнодушнее, еще более уставшие, обычные разные люди: улыбающиеся, хмурые, приветливые, отстраненные... - как и в каждом городе. Не нужно ставить себя в центр всей вселенной и чувствовать, как лица москвичей сминаются в складки, глядя на ваш смущенный вид; лица имеют печать усталости, бессонницы или волнений, не более того. Мне всегда удавалось узнать дорогу, точное время или нужный объект, и какая разница с какой попытки; не будем кривить душой и говорить о будто бы существующей провинциальной доброжелательности в сравнении со столичной надменностью.

Москва - горделивая женщина, претендующая на равнодушие ко всему и всем, однако, любящая демонстрировать все свои прелести и формы. Город удивляет громоздкими и статными зданиями, подпирая небо миллионами шпилей, и ползет тенями, желая подобным величием вызвать хотя бы немного смущения и преклонения. Всё это может захватить дух, но для меня в Москве нет той интимности и трепетности, которую дарили Прага, Киев или даже город Д., хотя город Д. всегда исключение из всех правил, являясь больше рамкой для происходящего или емкостью для хранения чувств. Прага ничего не доказывала, не бросалась с выпяченной грудью, она брала за руку и охраняла от всякого беспокойства в лабиринтах улиц и темных помещениях ресторанов, Прага прощалась угрюмо, сутулилась, не отпускала и слала письма без слов, просто белые листы. Киев играл, то истощая, то наполняя, то придавливая, то бросая в полет, Киев подобен нежному и непредсказуемому ребенку.

Москва всегда испытывала на прочность и выносливость, всегда делая это отстраненно и хладнокровно, а после уставала и теряла всякий интерес. Тогда она будто отступала прочь, как охранник, уходящий на перекур и позволяющий заглянуть за тот заветный забор, не зайти, но хотя бы одним глазом прицелиться в кем-то пробитую дырку. Именно тогда Москва теряет своё название и свою форму, грандиозные тени крошатся, а величественность осыпается; именно там, за этим забором, можно увидеть что-то доброе и чудесное, существующее будто параллельно с будничной затертостью. И вновь видишь и впитываешь: парочки, целующиеся украдкой на эскалаторах и смотрящие друг на друга так, что начинают дрожать колени; муж с беременной женой просовываются в переполненный вагон метро, он неизменно держит руку на ее животе, дует на ее волосы, говорит: "Все хорошо, все хорошо, не волнуйся", разворачивает ее к себе и обнимает; работник Макдональдса оглядывается по сторонам и украдкой кидает недоеденную булку от гамбургера воробьям и голубям, а потом смотрит, улыбается быстро, разглаживая все свои морщины, и вновь принимается за работу; две женщины деревенского вида по ошибке покупают Хэппи-Мил в надежде получить обычный комплексный обед, открывают коробку, находят игрушку и хохочут до слез, не могут успокоиться несколько минут, у одной из них слетает с голову косынка - и рождается новый приступ смеха, и вот уже смеются до слез все вокруг, без стеснения, без напыщенности, просто смеются; девушка, дающая номерки в раздевалке магазина, улыбается так солнечно и искренне, что хочется взять случайную вещь и еще раз увидеть ее сияющие глаза...

Уезжаю из Москвы всегда без всякого сожаления, не бросив ни одной монеты ни в какой фонтан, немного уставшая, успевая еле заметно кивнуть на прощание, мол, свидимся, куда же денемся.

---

При встрече дрожат колени, при расставании - скомканные и колючи слезы где-то в горле. И хочется кусочек чувств и ощущений завернуть в осенние листья и подарить, чтобы до новой встречи светились каждую ночь и согревали...

Жаль только, что вместе с пылью и усталостью насыщенного дня вода смывает еще и запах...

---

привет, еще одно без письмо без адресата; знаешь, сегодня я совершила путешествие; днем я зашла в "странный магазин", так я называют тот закуток, где невозможно хорошо душой, где продают манящие книги с теплыми на ощупь обложками, "другое кино"и hand-made всех "странных" людей нашего города; к сожалению такой магазин в нашем городе один, видимо, потому что слишком мало "странных" людей (или, может быть, мне просто еще мало везет); а еще в том магазине продают альбомы с фотографиями таких красивых мест и вещей, что даже дрожь охватывает, и я никогда не могу пройти мимо, останавливаюсь, ощущаю страницы осторожно кончиками пальцев и чувствую во все глаза; а сегодня я отправилась в небольшое путешествие: сначала я оказалась в Берлине, побродила по улицам, понравилось, но показалось чуть-чуть угловатым, а потом - где-то за городом, где на ярко-зеленой лужайке стоял дом с окнами от пола, ты знаешь, это моя мечта, а внутри, в спальне - всё ровным счетом так, как я всегда мечтаю; потом отправилась в Нью-Йорк, правда там я не задержалась совсем: небоскребы заслонили небо, меня будто прижало к земле и сплющило, ну что за жизнь без неба?; потом - Барселона, о, да, там было необычайно: надышалась страстью, налюбовалась красивыми девушками с огненными глазами и длинными, темными волосами; вдруг в магазин зашли какие-то люди, отвлекли стуком каблуков, - и я успела только зайти по щиколотку в ледяную воду ирландских водопадов и увидеть краем глаза мчащийся в дали табун лошадей; как ты думаешь, во мне уже есть что-то от безумия?

что еще сегодня? несколько новые немецкий слов, много английских предложений в голове, два новых засушенных в блокноте красных кленовых листа; а к ночи почему-то вспоминается Вена, в которой еще никогда не была, улицы с высокими тротуарами, Хуан, ищущий в уходящем трамвае призрак Елены, и Телль, безумная датчанка, ожидающая его в номере отеля; он придет, и они займутся с любовью...

---

Чувствуете осень?
Звенит, я слышу постоянно, особенно ночами, когда перед сном впускаю прохладный ветер в комнату, иногда ранним утром он приводит с собой еще туман, и они тихо-тихо рассказывают мне новости из Города, а я вижу их во сне.

Осень меня тестирует. Встретились мы впервые в тот первый холодный день, наконец-то позволивший замотаться шарфом, в который всё и все были понятны; осень выдала свое присутствие, подсовывая разных людей, бурно выражавших свои чувства, будь то громко улыбающаяся сама себе девушка или скандальная пожилая женщина в троллейбусе, возмущающаяся, что ее поймали за безбилетный проезд. Концентрированный день, в котором всё было заметно, отличительно, но в то же время понятно, абсолютно всё, и ничего не цепляло, не возмущало, будто я видела помыслы и мысли людей, висящими в воздухе в виде слов перед собой. А потом было несколько "больных" дней, дней с перепадами, а потом снова счастливых и насыщенных событиями, а потом снова бросило вниз: и всё мешало, трогало, бросалось в глаза, заходило занозами глубоко и больно.

Она всегда так делает со мной, или, может быть, так просто совпадало: перебаливала эмоциями, выдерживала обстрелы противоречий, оживала, улыбалась и узнавала новое чудо о мире вокруг. Всё хорошо, правда, я чувствую, что в Городе вот-вот начнется листопад, а задумчивые дворники даже и не подумают убирать разноцветные листья в садах; и кто-то будет читать, кто-то улыбаться небу, а кто-то просто обниматься на этом лоскутном одеяле. А я буду получать новые сводки и улыбаться, ведь, кажется, из Города я так никогда и возвращалась. Всё, что пишу, кажется самой себе немного грустным, но на самом деле я много улыбаюсь, просто так, людям, себе, книгам... Легкая меланхолия и внутренняя неспешность вовсе не мешает счастью, шумным размышлениям и разговорам, самым ярким страсти и чувствам, быстрым шагам...

Разбиралась и нашла самодельную открытку одного хорошего человека из прошлого, а на ней нарисована девушка с красными длинными волосами, словившая ладонью снежинку, а внутри даже не слова, а чувства, и открытка будто поет: "и по-детски радоваться жизни. это счастье. и счастье, что люди находятся. и тянут ладошки. и к небу. это вера. я верю, что все будет хорошо, ты тоже верь, хорошо, хорошая?", - а потом: "я живу и не знаю, что дальше. только вот жажда жизни в каждом вдохе и страх чего-то не успеть в каждом выдохе. и чаще плывем по воздуху, чем летим. жаль". Спасибо, мне стало теплее, хоть ты и никогда этого не прочитаешь; ты где-то в этой осени и в этом городе тоже и, наверное - счастливая. Всё случайно и неслучайно одновременно.

Дыши...
Дыши!

---

Тяжело начинать писать, но чувствую, что необходимо, поскольку закупоренность собственными мыслями достигает уже тех пределов, когда внутренний голос даже не говорит что-то тихо под руку, а распевает, орет, бубнит и брюзжит. Варюсь в собственном соку, но бульон, позвольте заметить, пересолен, разбавить бы.
Теперь уже сомневаюсь, хорошо ли, что пришла к книгам .Кастанеды подготовленная, начитанная перефразированными, пережеванными изданиями для простых обывателей, в которых даны конкретные установки на действия, вроде: «Верным путем идете, только сверните на следующем перекрестке налево». Книги нравились, читались, применялись, действовали, но всегда будто не хватало какой-то духовной глубины, чтобы не делать сразу выводы, а задуматься, самой найти ответы.

Дон Хуан говорит о смирении. Раньше это слово вызывало явное неприятие и отбрасывалось категорически, мол, мы не из тех, кто сглаживает, мы в мире силой старые стены разрушим, а новые дворцы построим, и пусть только посмеет кто-то с мечом пойти, исход этого мы даже разъяснять не собираемся. Теперь вчитываясь и осмысливая, приходит другое понимание. Речь не о смирении бедняка, который падает на колени перед более состоятельным и метет пол, но в то же время при более бедного заставляет себе пол мести. Дело в смиренном, то есть в спокойном и осознанном приятии текущей ситуации, этого «здесь и сейчас», каким бы страшным оно ни казалось, без истеричных попыток накрыться одеялом и не видеть или проломить стены лбом. Первый шаг – принять, осознать, а зачем уже брать ответственность за совершенный поступок, и больше никогда о нем не сожалеть, не оглядываться. Если путь не тот, можно свернуть на перекрестке, но возврата назад нет. Сожаление подобно нервному топтанию на месте в страхе сделать следующий шаг, возможно неправильный. Правда и это тоже относительное понятие: только мы делаем оценку, наклеиваем ярлыки, ставим метки тому или иному, мир не хороший и не плохой, он просто такой, какой есть.
Дох Хуан говорит об остановке внутреннего голоса. Замечали ли вы внутри себя это болтливое создание, которое всё и всегда подвергает рассмотрению, обсуждению и взвешиванию? Это моя беда, и сколько я ни пробовала медитаций, голос замолкает лишь на несколько минут или секунд, а если зазеваться, то попросту засыпаю, а просыпаюсь уже снова с тысячей гогочущих птенцов в голове. Мечта или желание, запутавшиеся среди всех возможных сотворенных разумом «за», «против» и «а вдруг не получится?», попросту рассыпаются обезжизненные на осколки. Замечали ли вы когда-нибудь, как случайные мечты легко воплощаются в состоянии внутренней тишины, спокойствия и гармонии? Правда техника безопасности все-таки существует, поскольку быстрому исполнению может подчиниться абсолютно любая мысль, даже не самая приятная.
Несколько раз в жизни я чувствовала себя в абсолютной невесомой гармонии. Помню один случай, произошедший несколько лет назад. Я лежала на поверхности моря, и вода была такой соленой, что никакие усилия прикладывать не приходилось, поэтому я просто спонтанно растянулась, и погрузила свои глаза в небо. Шорох волн рядом и безграничная синева над головой бросили меня в бездну ощущений, которые сейчас я уже не берусь описать. Я помню, не было ни одной мысли в голове, абсолютная спокойная тишина, и я будто видела себя со стороны, лежащей на мягких волнах. Затем посетила даже не мысль, это сложно описать, но будто я думала не умом, а всем телом и ощущениями, я «чувствовала мысли». В спокойной тишине эта «мысль» прозвучала как гром, но была абсолютно естественной, не приносящей страха или разочарования. Вскоре волны зашатали меня чуть сильнее, и внутренний голос проснулся. Та мысль исполнилась через несколько часов, принеся и боль, и отчаяние, и бессонную ночь, и слезы. Спустя несколько лет я вспоминала об этом случае ни раз: ощущение или «мысль» были абсолютно верными и полностью предопределили все дальнейшие события, но привязанности и страхи еще долгое время не давали поверить в очевидность. Впрочем, это тоже оказалось к лучшему, иначе, возможно, не было бы совпадений прошлого лета, людей, всех острых и трогательных чувств, которые я ношу в себе и улыбками, и мягкими покалываниями, и снами-объятиями, и нежностью.
Дон Хуан говорит о пути воина. А ведь действительно, если очистить книгу от всего, во что так непривычно верить разуму: пейот, галлюциногенные травы, мистические ритуалы, полет в теле птицы и остальное, - всё написанное вполне естественно. Сам «путь воина» не является чем-то мистическим или необъяснимым, всё это скорее отпугивающий футляр для тех, кому лучше отложить книгу без раздумий, в след обозвав ее «сказкой» или глупым выдумками сумасшедших. Но в действительности, задуматься есть над чем, без завышения важности. А внутренняя важность – груз, тяжелая ноша, которая заставляет на каждом пути подбирать и класть в себе рюкзак еще большую тяжесть в виде оправданий, отрицаний, создания иллюзии всезнающего, успешного во всех смыслах, разбирающегося во всем. А если кто-то пошатывает данную уверенность – важность дает команду обороняться, злиться, защищаться, будто отвоевывая себя у мира. А зачем? Знаете, я только недавно осознала, какая легкость признаться в первую очередь себе и во всех страхах, и во всех незнаниях, неумениях, слабостях, неудачах, не прошедших проверку на прочность мечтаний и прочем мусоре. Не бросаться в доказывания, а просто распахнуть крылья и сбросить все эти цепи и наносные ограничения, которые каждый день, будто самое дорогое украшение, одеваешь на себя, чтобы задвинуться на ступеньку выше какой-то мифической социальной лестницы. А сбросить всё – значит просто быть собой. И ничего больше не нужно выдумывать или изобретать, не нужно больше умничать, надувать щеки, кидаться с гневными речами, доказывать. Только мне это всё пока не так просто применять, как излагать в словах. Ведь не получится начать «новую жизнь» ровно завтра в восемь утра, обязательно не прозвенит будильник, потому что путь – это не щелчок пальцев, но всегда шаги: не всегда верные, не всегда заведомо ведущие к гармонии, счастью или цели, иногда это путь к полю брани, иногда – в спокойную гавань, где тебя уже ожидают...

---

привет, сегодня не хочется больших букв и не хочется обрывать предложения грубо точками, пусть будет нежнее, чем мои глупо вспыхнувшие эмоции в этот день на пустом месте, оправдываюсь самой себе почти шепотом: "ощущения" - и развожу руками, что еще сказать, если так легко мухи щелчком пальцев летают вокруг гиппопотамами; мой мир многое может, только я никак не могу в это поверить, постоянно боюсь, перепроверяю, наматываю километровые страховки, придумываю оправдания - о боже, какая глупость, пусть мой переключатель навсегда заклинит в том состоянии гармонии и понимания всего и всех, которое охватило на вершине той горы; вчера смотрела-читала и подумала, что люди умеют очень хорошо писать, правильно и так, что я не могу оторваться, и фотографировать так, что я не могу не сохранить и не пересматривать, иногда почему-то кажется, что я полный дилетант во всех вопросах, но потом начинаю думать или успокаивать себя тем, что никому не известно как правильно или как надо, поэтому, кажется, по-прежнему иду дорогами, потеряв все возможные планы и карты местности; по секрету говоря, я не знаю ничего лучше; химические реакции распада, нашего распада на города, каким-то странным образом превращают сотни километров в миллионы лет пути, и становится вдруг не по себе и тревожно; я представляю километры гигантскими свертками морских сетей, под которыми мы прячемся от чужих взглядов и мыслей; и может быть, ночью приснится море, я заброшу сети и, может быть, не найду их по возвращению, они уплывут далеко в пучину, а утром будет только разложенный диван и мятая простынь...

---

Знаешь, я высунулась в окно пообниматься на ночь с прохладным ночным ветром и увидела, как падают две звезды, они летели совсем рядом, будто за руки держались. И мне так вдруг счастливо стало внутри и тепло, будто меня правда кто-то обнял. А потом еще искрилось небо, только жаль, что фонари отсвечивали. Наверное, ты прав, и им тоже хочется посмотреть в небо.

Знаешь, о ком я думала, когда две звезды упали?